Маргарита Бурсевич - Логово серого волка [СИ]

Глава 50

Случается так, что погода, словно чувствуя неприятности, начинает хмуриться и небо блекнет. Но сегодня день выдался на удивление ясным. И наш маленький отряд, пробираясь по собственным следам назад к главной дороге, щурился от яркого солнца. Чистейший белый снег слепил глаза и предательски хрустел под ногами. Казалось, что на обратный путь мы затратили больше времени, чем когда прокладывали тропу по нетронутым сугробам. Забрав лошадей и оглядевшись на случай нежелательных свидетелей, стряхнули снег с одежды и вновь отправились к деревне, уже не таясь.

Нас, как и прежде, встретили пустые улицы и редкие взгляды из слегка приоткрытых дверей и зашторенных окон. Лишь дворовые псы, подчиняясь долгу, выглядывали из дворов и провожали громким лаем, не забывая поджимать хвосты, чувствуя более сильного хищников.

Стоит ли навестить старосту? Разве не должен он встретить господина? Хотя, зачем мне сейчас эта волокита? Он выползет из своей норы, как только явятся стервятники.

Оставленные в деревне дозорные присоединились к нашей маленькой кавалькаде, когда мы проехали половину деревни. И пристроились рядом со мной.

— Жители ведут себя тихо, я бы даже сказал слишком, — начал один из них. — После вашего визита возобновились сплетни о кислом молоке и черных кошках.

— И много здесь таких? — поинтересовался я из-за внезапно проснувшегося любопытства.

Мой собеседник хмыкнул в кулак:

— За все время, что мы здесь, ни одной не видел. Таких в домах не держат — плохая примета.

— Интересно… — протянул я.

Завести, что ли, в замке парочку?

— Милорд?

Но ответа от меня они так и не дождались, так как мысль начала работать, и отвлекаться я себе не позволил. Приметы, значит? Ну-ну, посмотрим.

— Мне важно знать, кто-то из замковых слуг или людей, из прилегающей деревни, не появлялся?

— Нет.

— Уверены?

— Конечно. За этим строго следили, как и было велено.

Хорошо? Плохо? Не знаю. Все еще надеюсь, что все это одна большая ошибка. Но глупо обманывать себя. И кем бы ни оказался их пронырливый информатор, в любом случае, мне это знание причинит боль. И неудивительно, ведь каждого, живущего в непосредственной близости, я знаю в лицо и по имени, помню где чьи дети и родственники. Все равно мы его найдем. Найдем и убьем за измену. Но сначала я все же спрошу — почему? Мне не дает покоя этот вопрос. Любой мог прийти ко мне со своими проблемами, любой мог попросить помощи. Неважно, оборотень он или человек. Что подвигло его на это? Ведь мы не смогли учуять злость, ненависть или страх. Может, если мы найдем ответ на этот вопрос, то мы найдем и предателя?

— Мне доложили, что церковников уже встречают.

В ответ увидел кивок.

— Как узнали, что они близко?

— Один из чужаков живет в брошенном домике на окраине. Сегодня утром он доложил старосте о скором визите гостей.

— Один живет?

— Да.

— Второй где?

— Изображает батрака у старосты в хозяйстве. Вот только сразу видно, что глава деревни своего работника боится до икоты. Да и за кем ходить-то, скотины-то нет?

— Боится, говоришь?

— Совершенно точно.

А вот и главный, значит. Конечно, вся эта история не его рук дело, но тут он за главного. Присмотрим, чтоб чего не учудил.

— За батраком этим присматривать особенно тщательно.

— Слушаюсь.

Что-то мне в последнее время везет на наемников. То бард, то батрак. Но у меня казематы большие, там целый цыганский табор поместится, главное поймать всех.

— Торжественную встречу проведут в церквушке, — проявил осведомленность дозорный.

— Отлично. Вот туда и направимся, заодно переговорю с викарием.

Дорога до местного прихода оказалась короткой, но ее хватило, чтобы заметить, что совесть у немногих представителей этого поселения все же есть. Несмотря на то, что снегопад закончился относительно недавно, тропа к церкви была натоптана основательная. Приходской священник и его помощница не смогли бы проложить этот путь вдвоем, даже если бы сновали в деревню каждый час по своим нуждам. Так что, либо их мучает совесть за нарушение заповедей, либо гонит страх. Наверняка, теперь молитва о чуде самая популярная. Лучше бы попросили наставления на путь истинный, пользы было бы больше. Но теперь уже поздно.

Дверь мне отворила та же полноватая женщина, укутанная во все черное. Отступала она скованно и нервно, пока не подняла глаза на меня. Сразу же после того, как она узнала меня, в ее взгляде промелькнуло облегчение. Уже более уверенно она распахнула дверь пошире и пропустила меня внутрь.

— Милорд, — почтительно склонила она голову.

— Святой отец на месте?

— Где ж ему еще быть. Тут такие дела творятся, господи помилуй, — затараторила она от переизбытка эмоций.

— Проводите.

— Конечно, конечно, — заторопилась она. — Простите меня, господин, голова кругом совсем.

Она бормотала что-то еще, но я уже не слушал, внимательно оглядывая изменения, которые произошли за время моего отсутствия.

Жилая часть, как и сам храм, преобразилась и стала гораздо аскетичнее. Были убраны различные безделушки и украшения. Длинные ряды стульчиков с резными спинками были заменены на грубо сколоченные лавки, вышитые скатерти с алтарей, радовавшие глаз, бесследно исчезли.

Единственное, что отличалось пышностью и даже вычурностью, это большой отполированный стол и кресло с высокой спинкой, украшенное крестами. Место судьи, догадался я. Два кресла, куда меньших размеров, стояли по бокам от центрального и предназначались для секретаря и обвинителя. Огромное витражное окно позади приготовленного места создавало впечатление светящегося ореола, придавая мистичности. Необразованные, запуганные и фанатично верующие крестьяне купятся на всю эту атрибутику. Как все же легко управлять людьми.

Подойдя к столу, я взял в руки маленькую фарфоровую статуэтку в виде распятия. Дорогая, изящная вещь. Появилось непреодолимое желание раздавить кусок фарфора в ладони. Символ веры. Как вещь может быть воплощением душевной целостности? Бред.

Нас, оборотней, с детства учат, что вера должна жить в душе, а не в молитвах или вещах. Если распятье разобьется, они все сразу перестанут верить? Или, может, решат, что это признак беды и что бог от них отрекся?

Запах и шорох подсказали, что я уже не один.

— Чем провинилась эта вещь?

Вопрос заставил меня ухмыльнуться. Священник нравился мне все больше и больше.

— Раздражает, — честно признался я.

— Вы только другим об этом не говорите, — посоветовал старик.